Этот текст – результат беседы, которая состоялась в сентябре 2012 года. Вопросы из интервью вырезаны за ненадобностью. Сказанное тогда Дмитрием Шуровым лучше выглядит в форме чистого монолога. То, что этот материал публикуется 31 октября, отнюдь не случайно. Шурову сегодня исполнилось 32. С чем мы его и поздравляем.
О детстве
Я впервые почувствовал, что с музыкой будет все серьезно, года в четыре. У меня была преподавательница Софья Борисовна Зельцер, которая объясняла длительность нот, разрезая яблоко. Четвертинки, восьмушки – запоминалось мгновенно. Мне стало жутко интересно. И хотя через несколько месяцев Софья Борисовна эмигрировала в США, я уже был заряжен и требовал продолжения банкета.
О пианино
Я в детстве занимался и гитарой, и барабанами, но пианино мне, наверно, подходит по психотипу. Гитарист – это человек с крепким эго, который ставит ноги пошире и звук своего инструмента погромче. Духовики пьют, вокалисты фигеют, басисты тихони, барабанщики – как швейцарские часы, стабилизируют обстановку в группе. Пианино же – это инструмент внутри музыки, он больше других направляет гармонию, настроение. Пока не появился Pianoбой и я не стал сам находиться в центре, я всегда старался сидеть на сцене сбоку, чтобы видеть все, что на ней происходит. Я не смотрел на сцену, а находился внутри группы. И еще, мне кажется, пианино – не солирующий инструмент в поп- и рок-музыке. Когда Элтон Джон играет соло, это смешно звучит. Когда он держит в руках песню и поет, все гораздо круче.
Об Esthetic Education
На языке программы “Через кротовую нору с Морганом Фрименом” нынешнее состояние группы можно описать так: после большого взрыва вселенную растянуло настолько, что ее уже не собрать. На языке медицины: полное атрофирование всех органов. Это тот случай, когда полная несовместимость участников, которая дала жизнь группе, ее же и убила.
О таланте
Если у человека есть талант, он должен как-то его реализовать, но не обязан делать его своей профессией. Мне рассказывали о лондонце, который был рок-звездой в 70-е, как водится, спустил все деньги на наркотики, и последние 25 лет пробивает стены. Говорят, он счастлив. А еще у меня есть друг, который в школе писал крутые стихи, а сейчас строит крыши. У меня же талантов мало. Я не в последнюю очередь выбрал занятия музыкой, потому что у меня это лучше всего получается.
О творчестве
Никогда не хотел быть исполнителем, всегда тянуло делать свое. Иногда я смотрю телеканал Mezzo и думаю: «Как хорошо было бы сесть, как эта японская женщина, и вломить Чайковского, Стравинского или Скрябина». Но когда я сажусь играть эти произведения, становится неинтересно – мне нравится только слушать их. А вот когда не очень управляешь собой и начинаешь что-то рождать, тут и наступает пик радости и счастья.
О переменах
У меня нет ощущения, что я когда-то переходил из одной группы в другую. Зато есть ощущение, что я с момента появления на сцене делаю примерно одно и то же, а меняются декорации. Это не в обиду тем, с кем я играл, я правда так чувствую – в каждой группе я решал новые задачи, которые расширяли мои способности. Что же касается людей, с которыми я пересекался, это всегда было непросто. Люди не могут гореть вечно, они отдают друг другу что-то, пока есть пространство принимать. Когда пространства не остается или оно начинает заполняться чем-то другим, людям становится скучно. Так в любых отношениях. Слава богу, у пар есть дети, а у музыкантов – совместные альбомы.
О Земфире
В работе с ней на первый план вышел эмоциональный фактор. Между нами был своеобразный пинг-понг, и на этом многое держалось, в этом было очень много музыки. Это более острый подход, чем мальчуковая рок-группа, которая держит коллективный драйв.
О духе времени
С одной стороны, Украина сейчас – как Америка после войны во Вьетнаме. Музыканту здесь есть что сказать, это благоприятное время для авторов. С другой стороны, жуткое и бесповоротное обнищание людей. Большинство украинцев думает о том, что они будут есть. Как они могут думать о выборе между такой музыкой или другой? В музыкальном плане Украина сейчас поставлена на паузу: есть много интересных групп, но для них нет достаточной аудитории. Группы не идут на компромиссы, продолжают делать свое дело и ждут, когда появится народ, которому не надо будет выбирать на ужин между гречкой и картошкой.
О дебютном сольном альбоме
«Простые вещи» родились из искреннего желания облегчить обстановку. Там даже грустные песни звучат светло. Хотелось для начала расслабить – и себя, и других. Сейчас я понимаю, что этот период прошел.
О песнях из «Не прекращай мечтать»
За лето я написал много нового материала, который сильно отличается от «Простых вещей». Отличается настолько, что мои близкие, слушая его, говорят: «Мы тебя таким никогда не знали». На первый план вышли тексты, и только потом я думаю о реализации себя как пианиста.
О Зеленом театре
Это мистическое место. Там больше тысячи лет назад происходили языческие обряды. Потом там собирались православные. Позже в том месте находилась тюрьма пыток. В советское время там построили концертный зал, выступления в котором проходили с регулярными приключениями – кто-то упал, кого-то ударила молния. Зал закрыли, и лет тридцать он простоял без дела, до возрождения в середине 2000-х.
О перспективе
В музыке всегда есть куда расширяться. Надоело играть на пианино – садишься за барабаны. Надоели барабаны – поёшь. Устал от собственного голоса – пишешь оперу, пусть поют другие. Приелась опера – пишешь странные пианинные экзерсисы, которые мало кто слышит, но они ждут своего часа.
О страшной силе музыки
Если что-то хорошее получается, это надо отдать миру. Нельзя это зажилить и заграбастать себе. Василий Кандинский в книге «Точка и линия на плоскости» писал, что музыка не нужна, потому что ее нельзя съесть. Может и так, но если человека музыкой зарядить, ввести в его кровь, она потом очень сильно влияет. Один прыщавый, худой и кучерявый еврейский мальчик по имени Боб Дилан своим творчеством существенно повлиял на историю.
Об Украине
Украина – это басист мира. Это подушка между двумя мирами, отдушина для них. И обоим этим мирам нужно, чтобы она функционировала в их интересах. Украина может еще десятилетиями так колебаться, и, конечно, это очень смущает.
О сыне
Заниматься ребенком – колоссальный труд. Поэтому музыкант, думаю, может это делать только так, как Джон Леннон: в 1975 году он взял отпуск и на пять лет ушел из музыки. Я иногда с Левой устраиваю такие сеансы – дней десять. Мы сильно сближаемся за это время, по-настоящему ссоримся, миримся, дружим. Мне страшно повезло: у меня сын ходит в музыкальную школу, мы с ним вместе пишем песни. Я не ждал этого, и счастлив, что так все складывается.
О жизни
В сущности самых сложных вещей всегда стоит какая-то простая основа. В любом деле можно вернуться к какому-то «2+2». Люди часто об этом забывают. Двое, которые на сцене понимали друг друга без слов, могут за год полностью утратить понимание. Обычно это происходит из-за вещей, которые можно объяснить. Чтобы это преодолеть, порой достаточно пожать руки, обняться, дать по роже. А люди все усложняют.
О конце света
В каком-то смысле, он происходит каждый день, мы этого даже не замечаем. Ведь любой ушедший день уже не вернуть. Я вот вчера интересно провел конец света: утром встретил барабанщика на вокзале, мы поехали на репетицию, потом был саундчек, потом мы слушали пластинки Марвина Гэя, AC/DC и Эла Грина, потом сыграли концерт, встретились со старым другом, дома я еще послушал музыку, почитал книгу, лег спать. Хороший был конец света, приятный.
Надоедал вопросами Игорь Панасов
Версия публикации 2012 года – здесь.